Формирование взглядов и оформление основ методологии Й. ХейзингиСтраница 1
Жизненный путь и судьба теоретического наследия Й. Хейзинги были полны драматическими событиями.
С юности за Хейзингой закрепилась слава человека, который рано встает и все успевает. Хотя его любимым занятием были просто одинокие прогулки, во время которых так хорошо думается. Он ценил свои мысли и старался просто понять то, что парит в воздухе. Нидерланды конца ХХ века были относительно бедной страной. Остаток заокеанских колоний не приносил доходов развалившейся империи. Земля была худородной, а быт тех лет – это быт, запечатленный в «Едоках картофеля» Ван-Гога. У семьи Хейзинги не хватило денег, чтобы послать сына в Лейденский университет, где он смог бы продолжить изучение семитских языков. Пришлось ограничиться университетом в Гронингене, где была специальность «Голландская филология». Почему-то в эту филологию было включено изучение санскрита.
Юный Хейзинга был подчеркнуто аполитичен. Даже не читал никаких газет. Настоящая жизнь, полагал он, пребывает в душе человека. Искусство Хейзинга почитал выше жизни, точнее – ее высшей ступенью.[3]
После Гронингена он продолжил обучение в Лейпциге, где изучал славянские языки, а также литовский и древнеирландский. Опять-таки, с точки зрения обывателя, занятия пустые. Его диссертация называлась: «О видушаке в индийской драме» (видушака – шут), для чего ему понадобилось прочитать на санскрите большинство древнеиндийских пьес. В работе Хейзинга показал глубокое отличие восточного понимания смешного от европейского.
После защиты диссертации он не нашел работы по специальности, и ему пришлось пойти обычным гимназическим учителем истории в Харлеме. Он по-настоящему занялся историей, лишь начав ее рассказывать. «О критическом фундаменте я не беспокоился. Более всего мне хотелось дать живой рассказ», - вспоминал он. Эту живость он перенес и в свои работы. Живость, а не беллетризованность. Не случайно академические историки всегда относились к нему с подозрением. Но после того как мир ознакомился с трудами Хейзинги, история как анализ ментальности сама стала методологией.
Когда освободилось место на кафедре истории в Гронингене, он подал документы и был, вопреки сопротивлению университетской общественности, но по настоянию своего учителя, зачислен на кафедру без единой публикации по истории. За время преподавания с 1904 по 1915 годы он практически не опубликовал ничего. С точки зрения классических университетских традиций – почти нонсенс. Зато он удачно женился на дочери одного из почтенных гронингенских бюргеров, занимавшего одновременно высокий пост в местном самоуправлении.
Потом Хейзинга признавался, что в эти годы в его сознании произошел разрыв с Востоком. И сближение с европейской историей. Прежде всего, с поздним Средневековьем. Он сам рассказал, что во время одной из прогулок его осенила идея: позднее Средневековье – не провозвестие будущего, а отмирание уходящего в прошлое. Уходила в прошлое история, начавшаяся от республиканского Рима.
Благодаря Хейзинге читатель впервые мог понять чувства и мысли других, уходящих, людей, людей давно минувшей эпохи. Потом начнут искать определение ментальности как связи между временем и пространством в восприятии отдельного индивидуума, а также кодов и знаков этой связи. А в начале 20-х гг. это был новый поворот.
В это время он уже переехал из Гронингена и стал преподавать в Амстердамском университете. На деньги голландского правительства он едет в США, где пишет книгу об этой стране. Ему предлагали остаться там, но он вернулся на родину. Общественное признание росло. Он был даже одним из свидетелей на свадьбе принцессы Юлианы и немецкого финансиста Бернарда, ставшего нидерландским принцем.
В 1938 году еще одна интеллектуальная новация - книга "Homo Ludens" - "Человек играющий". В сущности, это была первая в гуманитарном знании полноценная книга той сферы, что потом стала именоваться "культурологией". Хйзинга показал, как через культуру, точнее, через ее малую часть - через игру, можно увидеть мир и войну, политику и поэзию, флирт и спорт - да что угодно.
Его первая жена скончалась, он женился вторично. Интеллектуальный статус Хейзинги в Европе был необычайно высок, хотя и в достаточно узких кругах. Тем не менее, для своей страны он был одним из интеллектуальных и моральных лидеров. В Европе же и в Америке его идеи расходились как горячие пирожки. Причем слишком многие не только не ссылались на Хейзингу как на первоисточник своих упражнений, а, скорее, стремились побольнее уколоть его как пусть и блистательного, но непрофессионала. Он не обижался и никому не отвечал на упреки.
Восстание
В Петербурге же утром 14 декабря 1825 года колонна Московского полка во главе с Александром Бестужевым построилась в каре у памятника Петру I, напротив Сената. Вскоре туда прибыл гвардейский морской экипаж во главе с Николаем Бестужевым, а также Гренадерский полк.[29]
Еще раньше, когда стало известно, что 14 декабря назначено днем прис ...
Общественный строй Запорожской Сечи.
Социальную базу Сечи составляли крестьяне, которые сбежали от своих феодалов, а также представители других слоев населения, в частности, — мещане, которые не могли рассчитаться с долгами, шляхтичи, которые убегали от судебного преследования, недовольные властью священники. Кроме украинцев, здесь находили пристанище литовцы, поляки, росс ...
Чёрная суббота
Тем временем, в Гаване политическая обстановка накалилась до предела. Кастро стало известно о новой позиции Советского Союза, и он сразу же направился в советское посольство. Команданте решил написать Хрущёву письмо, чтобы подтолкнуть его к более решительным действиям. Ещё до того, как Кастро закончил письмо и отправил его в Кремль, гла ...